Ибн-Сауд изумленно посмотрел на него. Де Тарди осуждающе покачал головой.
— Ай-ай-ай, дорогой племянник, где это вас так обучали разговаривать с женщинами?
Его снисходительный тон окончательно взбесил Сантьяго. Он рывком поднялся со стула и угрожающе навис над консулом Евросоюза.
— А вас, дядюшка, я попрошу ответить мне на один вопрос личного характера и предлагаю сделать это наедине…
Де Тарди удивленно изогнул седую бровь.
— Дамы и господа, меня, кажется, вызывают на дуэль. Молодой человек, вы уверены, что не ошиблись адресом? Мне скоро семьдесят пять лет…
— Хватит паясничать, старая перечница! — не сдержавшись, крикнул Мондрагон. — Извольте следовать за мной, иначе я могу задать этот вопрос публично!
Хасан ибн-Сауд слегка кивнул телохранителю, и тот мгновенно оказался за спиной Сантьяго, крепко схватив его сзади за локти. Поняв, что сопротивление не принесет никакого результата, Мондрагон повернулся к королю и проговорил дрожащим от бешенства голосом:
— Ваше Величество, прошу вас не вмешиваться. Это личное и к тому же родственное дело, касающееся только меня и господина консула.
Де Тарди поднялся из-за стола и подошел к обездвиженному Мондрагону.
— Прикажите отпустить его, Ваше Величество. Возможно, я не совсем правильно интерпретировал намерения своего племянника. В любом случае нам следует обсудить эту маленькую проблему наедине. Прошу меня извинить, это не займет много времени.
Каменные пальцы, сдавливавшие локтевые нервные узлы Сантьяго, ослабили свою хватку. Мондрагон, избегая смотреть на Дану, повернулся и быстро пошел к выходу.
Де Тарди нагнал его у лестницы, ведущей на верхнюю палубу.
— Полагаю, вы объясните, в чем дело, — холодно сказал он. — Версию о том, что ваше безобразное поведение является следствием алкогольного опьянения, я пока не рассматриваю. Увы, если выяснится, что дело только в выпитой вами водке, вы окончательно упадете в моих глазах. Итак, я жду объяснений.
Сантьяго обернулся и смерил консула презрительным взглядом. Гнев, душивший его в присутствии Янечковой, уступил место какому-то иному чувству, для которого он пока не мог подобрать названия.
— Нет, дорогой дядюшка, это я хочу получить объяснения. Пару часов назад вы посвятили меня в секретную предысторию проекта “Толлан”. Черт, конечно, я должен был задать этот вопрос с самого начала. А откуда вы сами о ней узнали? Весь этот заговор, который плели вокруг Мохова, все эти мерзкие подробности? Ну-ка, попробуйте придумать что-нибудь интересное. Ужасно хочется увидеть, как вы станете выкручиваться.
— Браво, — негромко произнес де Тарди. — Я полагал, что вы так и не зададите мне этого вопроса. Ну, разумеется, я знал все детали этой операции, потому что сам принимал непосредственное участие в ее подготовке. Помните, я говорил вам, что предложение продолжить работу в Ливерморе сделал Мохову его коллега по Массачусетскому технологическому институту, человек, которому он безусловно доверял и считал своим другом?
— Вы, — сказал Мондрагон.
Де Тарди усмехнулся в жесткие седые усы.
— Я включился в игру сразу после того, как Эйб Коэн сделал доклад о “танцах Мохова” на закрытом заседании одной не слишком известной организации. Мне пришлось заниматься этим делом много лет, и не будет сильным преувеличением сказать, что я завершил то, что начал когда-то бедный Владимир.
— Подождите. — Сантьяго потер виски ладонями, но лучше соображать от этого не стал. — Значит, вы своими руками сплели вокруг вашего друга кошмарный заговор, а теперь говорите, что вам его жаль? Слушайте, дядя, мне плевать сейчас, в чем там состояло его охренительное открытие и как масса влияет на пространственно-временной континуум или что вы там силились мне объяснить. Я хочу понять кое-что другое. Почему вы так поступили с этим русским?
Консул снисходительно покачал головой.
— Сантьяго, Сантьяго… Поймите же одну простую вещь — судьба Владимира была предопределена. Мое личное отношение к нему не играло тут никакой роли. Более того, я уверен, что если бы он продолжил работу над марсианским проектом в России, его жизнь оказалась бы еще тяжелее и, возможно, еще короче. Тысячи его соотечественников, пусть не гениальных, но талантливых, навсегда погибли для науки только из-за того, что не смогли пробиться со своими талантами на Запад. Вылавливать среди осколков умирающей культуры тех, кто мог принести реальную пользу динамично развивающейся цивилизации, было поручено администраторам вроде Эйба Коэна. А наша задача состояла в том, чтобы не пустить этот процесс на самотек.
— Наша задача, — повторил Сантьяго. — Изящные недомолвки, тонкие намеки… Неужели нельзя хотя бы раз выразиться откровенно?
Тонкие губы де Тарди скривились в презрительной усмешке.
— Чего вы, собственно говоря, хотите? Названия организации? Оно ничего вам не скажет. Вот несколько на выбор: Клуб Напольных Часов, Комитет Гримальди, Круг Авалона, Комиссия по Технологическому Надзору… Ну что, много вам стало ясно?
— Теория заговора, — сказал Мондрагон. — Старо как мир, дядя. Когда человечество перестало верить в бога, на смену ему пришел Глобальный Заговор, Тайное Всемирное Правительство и тому подобная чушь. Не надо пудрить мне мозги, я не такой дремучий, каким кажусь на первый взгляд.
— Дорогой племянник, попробуйте посмотреть на вещи с другой точки зрения. Допустим, всемирный заговор действительно полная чушь. Но не будете же вы отрицать, что за последние несколько веков человечество превратилось в слишком сложную систему, чтобы обходиться без координирующего центра? Ведь нельзя же, право слово, считать, что миллионы ограниченных, туповатых, озабоченных исключительно плотскими интересами людишек способны выстраивать здание цивилизации сами по себе, без некоего направляющего импульса? Или вы всерьез полагаете, что так называемые демократии, обеспечивающие власть посредственности, способны совладать с могучим потоком исторического предопределения?