Война за "Асгард" - Страница 44

Влад Басманов прошел этот путь до самого конца.

Вся сложность заключалась в том, что ему предстояло не просто выжить, но и выполнить задание. Первое не имело смысла без второго Сама по себе жизнь Влада Басманова стоила не слишком дорого

С этим наверняка не согласился бы Джеймс Ки-Брас. Но для него поимка Басманова означала лишь исполнение неких, пусть весьма важных, но целиком относящихся к прошлому обязательств. Да, тогда в Каракасе Подполье переиграло Агентство, и, наверное, в то время это расценивалось как победа Но ведь это уже история, как и охота за Маркусом Ливни, как и уничтожение Куала-Лумпура.. Отдельные тактические удачи, которые тем не менее не смогли предотвратить глобального стратегического поражения.

Потому что Стена в конечном счете все равно оказалась построена. Потому что даже гибель Хьюстонского Пророка в пылающем аду Куала-Лумпура не остановила тьму, наползающую на мир. Потому что Подполье, не в пример хрестоматийному голландскому мальчику, не смогло закрыть собой плотину, за которой бушевало штормовое море

В этой системе координат жизнь самого удачливого террориста Подполья и жизнь любого только что завербованного мальчишки стоили одинаково. Прошлые заслуги были не в счет — речь шла о завоевании будущего

Ночью шестнадцатого октября Влад Басманов вновь убедился в том, что выжить он, скорее всего, сможет, а вот выполнить задание — вряд ли.

Он продвигался в темноте, ориентируясь с уверенностью крупного хищника, охотящегося по ночам. В Центре он несколько недель изучал описания тех мест, по которым ему предстояло пройти, и теперь мог, не задумываясь, назвать координаты почти любой приметной детали рельефа на всем трехсоткилометровом пути от северных склонов Алайского хребта, где заканчивались старые туннели, до границ Ближнего периметра. Отставание от графика составляло двое суток, но это в конце концов было не смертельно. От зоны Ближнего периметра до базы “Асгард” оставалось сто двадцать километров, и преодолеть их за сорок восемь часов способен был боец и похуже Басманова. Но границы зоны оказались закрыты.

Басманову приходилось слышать старое, восходящее еще ко временам империи выражение: “граница на замке”. Теперь он увидел, как это выглядит в действительности.

В шести километрах к северу, на пологих склонах невысоких сопок перемигивались в ночи тысячи тревожных красных огней. Бесконечные цепочки, тянувшиеся из непроглядной тьмы на востоке в непроглядную тьму на западе. Система.

Месяц назад, когда он начинал свой рейд, этот район охраняли только редкие патрули. Старая трасса Ош—Хорог считалась непроходимой после ташаузской катастрофы, а уровень радиации в долинах все еще превышал порог допустимой безопасности. Южный сектор Дальнего периметра представлял собой безлюдную, зараженную, мертвую пустыню. Разумеется, он тоже находился под постоянным наблюдением. Но даже таежные просторы северного сектора охранялись бдительнее.

Пока он пробирался по караванным тропам Пакистана и старым талибским туннелям, отношение к южному сектору изменилось.

Басманов потратил почти час, изучая расположение ближайших к нему огней. Он лежал, укрывшись за крупными валунами, слившись с холодной, промерзшей на глубину ладони землей. Сейчас он чувствовал себя змеей.

Как и у змеи, у него было инфракрасное зрение. Никаких приборов ночного видения — грузовой рюкзак-контейнер не безразмерен. Крошечные, похожие на прозрачные лепестки нежного цветка контактные линзы превращали Басманова в видящего в темноте эльфа. Конечно, настоящий ноктоскоп — это еще и бинокль. Хирурги Центра легко могли бы подкорректировать зрительные нервы Влада, дать ему остроту взгляда орла, с которой не сравнилась бы и самая лучшая оптика… Вот только орлы дальнозорки, а такой вариант Басманова никак не устраивал. Поэтому пришлось обойтись фармакологией.

Достаточно прижать крошечную капсулу к бьющейся на шее артерии, почувствовать мгновенный теплый толчок (как если бы выплеснулся на ладонь тугой фонтанчик крови) — и через минуту твои зрительные центры становятся послушны и управляемы, как корректируемые цейссовские стекла. Гарантированный срок действия препарата — полчаса, потом процедуру можно повторить, только головная боль на следующий день будет совсем уже невыносимой…

Вышки стояли на километровом расстоянии друг от друга. Пять малых вышек, одна большая. Пять блокпостов с недремлющей, одинаково зоркой и днем, и ночью автоматикой, и один — с десятью хорошо обученными солдатами. Затем снова пять автоматизированных вышек. И так далее По всему, надо полагать, Ближнему периметру.

Солдатики оказались не просто погранцы, то есть border guards — зеленая с синим униформа, “М-16” на вооружении, подготовка в Форт-Брагге или Барскдейле. Во всяком случае, тот, кто вышел на край вышки отлить с десятиметровой высоты и долго торчал в прекрасно простреливаемой позиции, наслаждаясь ночным безмолвием Айгульской котловины, принадлежал к Истребительным отрядам. Черный берет, дорогущая камуфлированная форма “хамелеон-эксклюзив”, меняющая цвет в зависимости от преобладающей гаммы окружающего рельефа, за спиной — навороченная винтовка “тандерболт”, у которой мозгов побольше, чем у иных головастиков-аналитиков Центра. А еще высокие сапоги из мягчайшей (и не режущейся никакими ножами) модифицированной кожи — хоть по адским сковородам в таких расхаживай, хоть по Бродвею — разницы никакой. За каждым сапогом — по “летучей бритве”, уши срезать… И, конечно, полный комплект всяких взрывающихся штучек за поясом — ослепляющего, шокового, паралитического, осколочного воздействия. Хорошая экипировка, профессиональная. “Сначала стреляй, потом спрашивай!” — девиз Истребительных отрядов. Что характерно, девиз они свой блюдут свято — еще ни разу не доводилось слышать, чтобы истребители кого-то сначала спросили, а потом уже ликвидировали. Они же не разведка и даже не контрразведка, чтобы задавать вопросы. Они — смерть. А смерть на разговоры не разменивается.