Он поднял глаза и встретился взглядом с ас-Сабахом. Тамим мог бы поклясться, что майор едва сдерживается, чтобы не зажмуриться и не замурлыкать от удовольствия.
— Чрезвычайное происшествие, Ваше Величество, — объяснил он, сдвигая сеточку обратно на затылок. — Свет, погасший некоторое время назад, был, скорее всего, результатом диверсии — или, по крайней мере, попытки диверсии. Служба безопасности “Асгарда” задержала человека, имеющего отношение к этой попытке. Полковник Каррингтон, местный шериф, просит меня принять участие в расследовании странного случая.
— Желаю вам удачи, — вежливо сказал ас-Сабах. — И не смею задерживать.
Ки-Брас поклонился. Смерил насмешливым взглядом напрягшихся Хакима и Джамала.
— Возможно, вам небезынтересно будет узнать, что человек, которого подозревают в диверсии, прилетел вчера вместе с вами с базы “Бакырлы”, — сообщил Ки-Брас, взявшись за ручку двери. Продолжать фразу он явно не собирался.
— И кто же этот тайный агент? — спросил Тамим, рассудив, что не проявить немного любопытства в такой ситуации будет не только глупо, но и подозрительно. — Кто-то из журналистов?
— Вы очень проницательны, Ваше Величество. Это некто Иван Кондратьев из оставшейся на объекте “Б” команды WBC. Судя по имени, он русский, а от них ничего хорошего ждать не приходится.
Он снова коротко, по-военному, кивнул и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Ас-Сабах вернулся в спальню, где постепенно приходящая в себя Янечкова под бдительным присмотром бен Теймура стучала по клавишам терминала связи.
— Наш друг из АБТ предполагает, что погасший свет мог быть связан с диверсией, — сказал он, усаживаясь к зеркальному столику. — Задержан даже один террорист — пока, правда, лишь подозреваемый…
Он рассказывал все это лишь с одной целью — понаблюдать за реакцией Даны. Ее слова о неразумном поступке, который она совершила и который может легко исправить, не шли у него из головы.
Реакция превзошла его ожидания. Девушка рывком поднялась с кровати, на которой расположилась для большего удобства работы с терминалом, и шагнула к ас-Сабаху.
— Он назвал имя? — скорее прошептала, чем проговорила она. — Имя этого террориста?
— Это некий русский журналист, — пожал плечами Тамим. — С русским у меня в школе были проблемы, так что ничего конкретного я вам сообщить не могу.
Та ипостась ас-Сабаха, которая все еще оставалась маленьким имперсонатором из квартала аль-Завахия, прекрасно знала, что обморок можно симулировать искусственно. Так же, как и психическое заболевание, оргазм, удовольствие от работы. Знала она и то, что этот псевдообморок отличается от настоящего десятком серьезных и принципиальных вещей.
Дана Янечкова не симулировала. Она упала в обморок по-настоящему.
Когда у Даны начали закатываться глаза, бен Теймур, стоявший в десяти шагах у нее за спиной и видевший ее лицо лишь в зеркале, подскочил и подхватил ее на руки. Осторожно положил девушку на огромную королевскую кровать и бережно накрыл одеялом.
— Ввести противоток? — осведомился он, открывая аптечку.
— Оставь, — распорядился ас-Сабах. — Мне почему-то кажется, что этот обморок ненадолго.
База “Асгард”, Стена,
30 октября 2053 г.
На протяжении пяти тысяч лет, до того, как эпидемии двадцатых годов выкосили полуторамиллиардное население Китая, оставив от могучего некогда народа жалкие триста миллионов, наследники Срединной империи считали себя единственными цивилизованными людьми в мире. С точки зрения доктора Та-наки, они имели на то определенные основания, тем более что Японию китайские мудрецы прозорливо считали родной дочерью своей древней культуры. Прочие же народы, населявшие китайскую Ойкумену, относились к категории варваров — неважно, северных или южных, западных или восточных.
Главной особенностью, отличающей культурного человека от варвара, было умение сохранять лицо. В любой ситуации, с любыми собеседниками настоящий китаец или японец всегда помнил о своем лице. Варвары же не имели никакого представления о том, насколько важно следить за тем, чтобы не потерять лицо, и вели себя как им заблагорассудится. Что, собственно, и делало их варварами, даже если они лучше цивилизованных людей разбирались в чудесах современных технологий или ворочали огромными суммами на финансовых рынках.
Идзуми Танака не раз видел, как теряют лицо его западные коллеги, и уже давно перестал этому удивляться. Однако он и предположить не мог, что день Большого Хэллоуина окажется омрачен безобразным скандалом, позорящим всех его участников.
В это утро он медитировал не в Саду Камней, а в лаборатории. Спускаться вниз, к превращенной в западню криокамере, не хотелось. К тому же сказывалось напряжение бессонной ночи — во всем теле чувствовалась расслабленность, вялость, мышцы казались дряблыми и слабыми, голову сжимал железный обруч. Хотелось вернуться к себе, бесшумно лечь рядом со спящей Анной и уснуть, ощущая рядом нежное тепло ее тела. Ничего этого Танака делать не стал. Вместо этого он прошелся по лаборатории, выключая ненужные уже теперь приборы, постелил посередине комнаты грубую циновку, запрограммировал установку климат-контроля на режим “леденящий ветер”, скинул с себя одежду и уселся в позе лотоса.
Полчаса медитации несколько освежили его. Танака попрежнему испытывал определенные сомнения в отношении своего странного сотрудничества с Ки-Брасом, но теперь оно уже не казалось ему таким зловещим, как накануне. В конце концов, они не причинили Статхэм-Пэлтроу никакого вреда: токсин, разрушавший его нейроны, удалось вовремя нейтрализовать, и единственное, что грозило теперь молодому англичанину, — это легкая амнезия, схожая с той, которая посещает по утрам записных алкоголиков. Сразу после короткой операции его отвезли в удобную палату, в которой до своей реабилитации проживала Стойменова, уложили в кровать и поставили рядом с изголовьем бутылочку воды и пузырек с растворимыми таблетками от головной боли. Дежурной медсестре объяснили, что у джентльмена вегетососудистый криз, самое неприятное позади, но лучше, если джентльмен спокойно проспит как можно дольше. Таким образом, за Статхэма-Пэлтроу можно было не беспокоиться.