Радостина перевела дыхание. Когда она заговорила вновь, Танака заметил, что на лбу у нее выступили мелкие капельки пота.
— Существует связь между этим воспоминанием и той картиной будущего, которую я сейчас вижу. Смысл связи мне неясен, но она очень сильна. Мне кажется, это нечто вроде первопричины…
Мнемон издал предупреждающее рычание. Радостина тут же замолчала, и в наступившей тишине огромный негр торжественно задул последнюю черную свечу. Комната погрузилась в непроницаемую, плотную, словно бы осязаемую тьму.
— Если это все о прошлом, — осторожно нарушил молчание Танака, — может быть, мы перейдем к будущему?
Он уловил движение в темноте и почувствовал, как что-то коснулось его руки. Широкая как лопата ладонь Мнемона накрыла руку доктора и прижала ее к столу.
— У меня есть для тебя хорошие новости, желтый братец, — прогудел Мнемон. — Ты будешь богом.
— Прости. — Танаке показалось, что он ослышался. — Что ты сказал?
— Богом станешь, — охотно повторил Мнемон. — Или чем-то вроде того. Эта девчонка здорово помогает вспоминать. Я ни разу не вспоминал про тебя таких… как это? Drole… вещей.
— Забавных, — подсказал ошеломленный Идзуми. — И когда это случится, по-твоему?
— Не знаю. Может быть, скоро. Может, через тысячу лет. Тут есть одна проблема… не знаю, как тебе объяснить… не хватает слов.
— Попробуй по-французски, — посоветовал Танака. Иногда это помогало, хотя абстрактные понятия Мнемону было сложно объяснять на любом языке.
— Заткнись! — рявкнул Молу Чеко. — Заткнись, маленький желтый братец, а я попробую тебе кое-что показать…
Его громадная кисть сжала запястье Танаки с такой силой, что доктору показалось, будто он слышит треск лучевой кости. Одновременно с этим фантомным треском в мозгу Идзуми будто распахнулись ворота и в открывшийся проем хлынул поток нестерпимо ярких, разноцветных, переливающихся всеми оттенками радуги образов.
Он увидел бескрайние коленопреклоненные толпы, распластавшиеся в пыли у подножия какого-то массивного сооружения высотой почти с башню Иггдрасиль. Сам он, вероятно, находился на верхушке этого сооружения — во всяком случае, выше гигантского, высеченного из темного камня трона, на котором он восседал, сияли только крупные голубоватые звезды. По бокам от трона стояли облаченные в странные чешуйчатые панцири воины — в два человеческих роста и с огромными крыльями за спиной.
Одновременно с этой фантастической картиной на доктора нахлынула волна безграничного, божественного могущества, но тут же откатилась, оставив после себя пену горького разочарования и еще более горького бессилия. Каким-то образом оба эти ощущения исходили от увенчанного троном циклопического здания под звездным небом, но что это за связь, Танака понять не успел. Картинка снова сменилась. Теперь перед ним находился великанских размеров каменный чан с грубо обработанными стенами. В чане вздымалась и хлюпала отвратительного вида зеленоватая жижа, в которой то тут, то там угадывались очертания отдельных фрагментов звериных и человеческих тел. Из лопающихся, сочащихся гноем пузырей показывалась то сжатая в кулак рука, то покрытый короткой шерстью торс, то плоский рыбий хвост или перемазанное зеленой дрянью крыло. Танака (или тот, кто смотрел сейчас его глазами) наклонился над чаном и принялся выуживать из хлюпающей жижи разнородные куски тел. Он с удивлением обнаружил, что руки у него стали больше и сильнее, чем у Мнемона. Толстые мощные пальцы легко, словно глину, мяли извлеченную из чана плоть, соединяли разорванные края, лепили новые формы. В руках у Танаки медленно обретала очертания чудовищная химера с хвостом змеи, когтистыми лапами льва, могучим телом быка и головой человека…
Мнемон разжал хватку. Водоворот красочных образов, кружившийся в голове Идзуми, немедленно распался на отдельные радужные капли, в которых уже невозможно было разглядеть прежние яркие картины. Капли эти гасли одна за другой, и в конце концов вокруг не осталось ничего, кроме темноты.
— Видел, братец? — донесся до доктора далекий голос Мнемона. — Это твое будущее, не сомневайся. Но когда оно наступит — я не вижу. Не могу вспомнить. Похоже, время у богов идет по-другому…
Танаке вдруг до смерти захотелось, чтобы в комнате зажегся свет. Темнота давила на него, угрожала вцепиться в лицо сотнями мелких остреньких коготков, опутывала по рукам и ногам мягкими невидимыми веревками. Он вспомнил образ, пришедший к нему во время медитации, — сияющий клинок во тьме, — но теперь ему казалось, что это короткий ритуальный меч для сэппуку, на котором запеклась кровь его предка, самурая Ошо…
— Ты можешь как-нибудь это объяснить? — с трудом подбирая слова, выдавил он. — То, что я видел, больше похоже на фата-моргану или галлюцинацию. Я почти ничего не понял…
Мнемон грузно заворочался в темноте.
— Если уж ты не понимаешь, что будет с тобой, то как могу это знать я? То, что я тебе показал, — воспоминания из далекого будущего, я смог заглянуть туда, потому что ты привел мне хорошую девушку. Но никто не говорит мне, что именно происходит в этом будущем. Может быть, ты сам расскажешь, когда придет время…
Он вдруг громко рыгнул и засмеялся. Что-то зашуршало, щелкнул невидимый выключатель, и в комнате загорелся свет — слабенький голубоватый свет полуутопленной в стене галогено-вой трубки. Танака обрадовался ему, как долгожданному избавлению от затянувшегося кошмара. Черная аура, окутывавшая комнату, никуда не исчезла, но словно бы истончилась, как табачный дым, пронзенный солнечными лучами.